Новости благочиний
Мать пятерых детей расстреляли за просьбу не закрывать Спасский собор
"О ЧЕМ МОЛЧИТ ОКРАИНА" «В последнее время много приходится читать в газетах и журналах, слышать по радио и телевидению о годах массовых репрессий в стране. Вот и в нашей районной газете об этом пишут,
хотя сведения о том страшном времени, на мой взгляд, отрывочны и скупы. А между тем и в городе, и в районе сотни людей подвергались арестам, многие навсегда остались в лагерях и тюрьмах… Есть и те, кто чудом выжил, кто может не мало рассказать, в том числе и о том, где могилы расстрелянных». Из письма в редакцию жителя Тары М. П. Сухих.
В правоте авторы письма не приходится сомневаться – слишком долго мы молчали об этом, и поэтому, а поэтому и мало знаем. Свидетели свидетельства многих факторов канули безвестность. Но, к счастью, не все…
В истории 30-40х и начале 50х годов поражает, прежде всего, то, что механизм вселенского террора был отлажен до совершенства в самые короткие сроки. В чем секрет такого «успеха»? На этот счет пока что существуют лишь догадки и гипотезы, а знать бы нам нужно точно, изучить досконально. И не ради праздного интереса, а в первую очередь для того, чтобы никогда подобное не повторялось.
Машина репрессий, словно дорожный каток, подмела под себя практически всю территорию страны – от больших городов, до крошечных северных зимовий. Приходится только удивляться, как удалось сбежать беды отшельнику Лыкову, которого обнаружили в Абазинской тайге лишь в начале 80х. А пролети тогда аэроплан над его хижиной – и несдобровать бы семье. Причин для ареста было предостаточно: в колхоз не вступил, налоги не платил, в Бога верил фанатично. Ведь в то время даже посещение молельного дома могло оказаться для человека роковым. Верующие вполне вписывался в определение «враг народа», а если не вписывался, то вписывали.
Так, например, случилось жительницей Тары Марией Андреевной Алишковой. Страшную, и вместе с тем, нелепую историю трагичной судьбы этой женщины поведала мне ее дочь. Валентина Ивановна Кондрина: «Мать моя была родом из бедной семьи из под Ачаира. Жили трудно, и поэтому подростком отдали ее в прислуги к богатому хозяину. Потом она в поисках работы уехала в Омск, где и познакомилась с нашим будущим отцом. Иван Ильич был хорошим специалистом по мельничному делу. Его пригласили хозяева Тарской мельницы на работу, пообещав неплохие условия. И потом, после революции, отец свою профессию не оставлял. Он умер в 1935 году, а мать в 38-х годах арестовали. За что – до сих пор понять не могу. О том, что не мало тарчан уже было арестовано, мы конечно знали, но никак не предполагали, что это может коснуться и нашей семьи. Однако беда не миновала»…
Валентина Ивановна все помнит до мельчайших подробностей. Чтобы привести полностью ее рассказ, наверное, не хватит и двух газетных страниц. Поэтому я с ее слов изложу лишь суть механизма тех чудовищных провокаций, с помощью которых, словно по разнарядке сверху пополняли ряды «врагов народа».
Итак, однажды, зимой 1938 года Марии Андреевне Алишковой, пришла повестка из исполкома с предписанием явиться к чиновнику по фамилии Михель. Ну как не пойдешь? Пошла, конечно, теряясь по дороге в догадках.
В своем кабинете этот самый Михель начал разговор с несколько неожиданной стороны:
- Вот Вы верите в Бога (какая осведомленность!). Почему же не хлопочете об открытии церкви в городе?
- Да я и дома помолюсь, - ответила Мария Андреевна.
- Ну зачем же дома? Теперь разрешается приходу иметь церковь. Исполком разрешит, Вам только нужно собрать сход прихожан и принести решение схода.
- Но я же не грамотная. Писать не умею.
- Ну, есть же и среди верующих грамотные. Кто-нибудь напишет. Или составьте тогда список прихода.
Сутью этого диалога в исполкоме Алишкова поделилась со знакомыми соседями. Ничего естественно не подозревая,ю православные список кое-как составили и поручили Марии Андреевне, раз уж она знает, в какие двери входить, отнести в исполком. Но там, все тот же Михель, внес некоторые изменения в предложенную им самим процедуру.
- Список не годится. – вдруг заявил он, - нужны заявления от каждого.
Прихожане пошли и на это. А через некоторое время Мария Андреевна узнала, что кое-кого из «заявителей» начали арестовывать. Тогда-то только она начала догадываться.
Как-то поздней морозной ночью постучали в ставни, и Мария Андреевна тревожно сказала: - это за мной…
Пришедшие сотрудники органов приказали делать обыск, перетрясли весь дом и ничего не найдя сказали: - придется вам с нами прогуляться.
Но Мария Андреевна собралась как навсегда, перекрестила спящих детей и больше в семье ее никто не видел.
Через несколько дней прибежала соседская девочка, говорила, что «видела бабушку, ее вели в милицию. У нее лицо синее синее…»
Валентина, как старшая, понесла передачу. У входа в тюрьму образовалась целая очередь. У вышедшего начальника тюрьмы Василия Карсакова спросила о матери.
- Ее здесь нет, - ответил он.
- А где же?
- Отправили на Колыму.
- Но ведь мы же следим за выходом каждого этапа?!
- Ничего я тебе больше сказать не могу.
Дома Валентина сказала свои, что передачу отдала.
Думается, что о тем времени многие могли бы рассказать такую же или подобную историю.
Не мудрствуя лукаво карающие органы превратили аресты в некий шаблон. Но дело в том, что Валентина Ивановна Кондрина рассказала не только об этом. И ввиду особой важности рассказанного привожу его дословно:
«После войны, когда мой муж Петр Афанасьевич Кондрик вернулся с фронта, поселились мы на окраине Тары. Неподалеку от тогдашнего скотомогильника. Там действовала салотопка и муж устроился туда на работу сторожем. Как-то летом понадобилось выкопать новую яму для нашего скота. Пригнали заключенных, видимо уголовных, и с ними конечно, конвой. Стали копать и наткнулись на захоронения людей, при том, не очень давнее. Кроме останков, находились в нем некоторые вещи: очки, сапоги, остатки одежды, даже небольшие деньги. На одном сапоге прочитали фамилию – Нарыцин. Даже конвоиры удивились: «сколько людей побито».
Почему-то стали обвинять мужа, вызвали прокурора, начальника милиции. В конце концов, приказали выкопать яму в другом месте, а эту с останками людей зарыть. А еще приказали всем молчать.
Случилось это, по словам Валентины Ивановны, лет через 5-6 после окончания войны. – Времена все еще не благоприятные для лишних разговоров. Но, через много лет, в 1956 году строительная бригада Ивана Болеславовича Весельского из кирпичного завода, возводила жилой дом по улице 11я Линия. Когда стала копать яму под туалет, экскаватор вдруг поднял на поверхность человеческие кости, черепа.
Рассказывает И. В. Весельский: «Работа, конечно, сразу приостановилась. Мы сообщили начальству, прибежали рабочие с завода, жители близлежащий улиц. Черепов мы насчитали около 10. В каждом небольшое отверстие как от пули. Не плохо сохранились хромовые сапоги. Со слоеной подошвой в сапогах остатки конечностей. Я живу на соседней улице, поэтому и жена моя пришла, все это видела может Подтвердить. Да и экскаваторщик Абдурашитов не откажется. В общем, закопали мы останки опять в том же месте, а яму выкопали в другом… »
«Черепа были различных размеров – большие и маленькие, видимо детские, - говорит Галина Викторовна Весельская. – В каждом небольшое отверстие на затылке. Из вещей были сапоги, эмалированная миска, остатки шерстяной ткани с рисунка «в елочку». Людей собралось не мало, многие говорили, что это расстрелянные в 30х годах, что их убивали в подвале НКВД, а ночью вывозили и закапывали здесь…»
Р. Г. Абдурашитов: «Да, такой случай летом 1986 года был». Захоронены люди были на глубине полтора метра. Черепа, действительно, взрослые и детские. Отверстие в затылке каждого, но не на вылет, поэтому мы пытались найти хоть одну пулю, но в земле это трудно, да и зрения было не много…»
Если сопоставить свидетельства и Валентины Ивановны Кондриной, и супругов Весельских и Р. Г. Абдурашитова, то можно прийти к выводу, что в районе бывшего скотомогильника (а ныне здесь застраиваются жилые кварталы), находятся массовые захоронения людей. Но, когда это случилось, почему именно здесь, почему люди захоронены в могилах, не по-человечески? На все эти вопросы, еще конечно, нужно найти точные и основательные ответы. Кто-то ведь об этом знает…
Чтобы пролить хоть какой-то свет на слухи о том, что это бывшие репрессированные, я встретился с одним из тех, кто служил в НКВД в 30е годы. Иван Иванович (назовем его так), поскольку человек это старый, добровольцем ушел на фронт, провожая его, как говорится «от звонка до звонка», имеет боевые награды. Много рассказал о том, как он боролся с уголовщиной. Однако, на конкретные мои вопросы отвечал довольно не охотно. О том, что в подвале расстреливали, он «что-то слышал, но врагами народа занимались органы госбезопасности». В частности была названа фамилия начальника Тарского отделения этих органов некоего Аникеева, который отличался особым рвением в поисках этих самых врагов. Но известно ведь и то, что со вступлением на министерскую должность. Л. П. Берии органы госбезопасности и милиция были объединены, казались, по существу, одним ведомством.
Я, не в коей мере, не хочу заподозрить моего собеседника в причастности к арестам, допросам и расстрелам. Но, не просто и поверить в его полнейшую неосведомленность о том, что происходило в подвалах ведомства, где он служил тогда в звании старшего лейтенанта. Здесь, видимо, сказывается выработанная с годами привычка молчать.
В конце каждого разговора, когда я сказал о том, что люди говорят, о расстрелах в подвале и захоронении потом на скотомогильнике, Иван Иванович вдруг неосторожно обронил «надо же, а я думал их уволили на кладбище».
Конечно, ни один он привык молчать, молчали миллионы на протяжении десятилетий. Молчим мы нередко и сейчас. И этот иммунитет молчания в нас, видимо, выработался в те кровавые годы. Но, может быть хватит? Ведь пришло наконец время говорить о многом не шепотом, не по укромным уголкам. Настало время знать и помнить о том, чьи жизни и судьбы нашли последний свой приют в одном из огородов по улице 11-я Линия.
Газета «Ленинский Путь» 01 июля 1989 года №103 (9325)
Алешкова Мария Андреевна, родилась в 1882 году, село Покровка Омского района Омской области, жительница города Тары.
Церковная староста Спасской церкви арестована 25 февраля 1938 года.
Приговорена 4 марта 1938 года к расстрелу.
Погибла 16 марта 1938 года, расстреляна Тарским НКВД-3 по Омской области.
Реабелитирована 11 января 1957 года за отсутствием состава преступления.
Книга памяти жертв политических репрессий. Забвению не подлежит, стр. 80 книга 1 том 2000 год.
