joomplu:6380
joomplu:5094

«Жгли чучело Гитлера и плакали…»

2015050870 лет Победе. Начало войны жительница Пологрудово, ветеран труда Валентина Гавриловна Никитина, застала в родной деревеньке Пришвино Новоржевского района Псковской области. На тот момент ей было всего 5 лет, но жуткие картины из детства до сих пор встают перед глазами…

Жара стояла невыносимая: парило так, что воздух звенел. Детей это только забавляло: – можно было круглые сутки сидеть в речке. Зато взрослые почему-то целыми днями обсуждали известие о войне. Что такое война? Судя по глазам мамы и папы, что-то страшное… В деревне стали появляться странные люди, голодные, без обуви, с котомками за плечами. От них пахло гарью и пылью дорог. Мама говорила, что это беженцы из Прибалтики и Белоруссии…

Валя повзрослела в один миг – когда папа вдруг стал собирать вещи, а мама ему помогала, пряча слезы. Стоял июль 1941 года, мужчины села уходили на войну. Прижимая детей к груди, отец рассказал маме, что на берегу речки Вержа он вырыл окоп, и туда нужно будет бежать, если начнется бомбежка. Странную игру придумал папа, но интересную – прятаться в земле. Только почему мама так рыдает? «Пожалуйста, береги детей…» - прошептал ей отец. Назавтра Гавриил Иванов с такими же, как он, односельчанами-призывниками ушел на фронт. Дома остались старшая сестра Зоя, которой было 10 лет, четырехлетний Шура и двухлетний Коля. Вся тяжесть забот легла на плечи матери и 72-летнего дедушки Ивана Степановича. Эвакуироваться было некуда, да и дед наотрез отказался покидать дом, в котором родился.

А через неделю в селе раздались автоматные очереди и грубая гавкающая речь чужестранцев… Потом послышался жуткий свист, а следом грохот, похожий на гром – только страшнее. «Бежим!» - мать схватила в охапку младших и, сбивая ноги, побежала с детьми к вырытому папой окопу. Как же было страшно! Небо заволокло черным дымом – это горели дома, рвались снаряды, а по ушам хлестали душераздирающие крики убиваемых животных. Звук выстрелов приближался. Мама закричала: «Быстрее!» - и дети, выскочив из окопа, наперегонки рванули прочь. Подальше, в соседнюю деревню, где жила родная тетя. У нее в доме стояла тишина, но тревога за оставшегося в деревне деда не давала матери покоя. И вечером, когда обстрел затих, она засобиралась обратно.

- Когда мы вернулись, всех жителей деревни согнали на площадь и окружили плотным кольцом фашис­ты на мотоциклах, - вспоминает Валентина Гавриловна. - Рукава закатаны, в руках автоматы. Было очень -очень страшно! Дедушку, слава Богу, не застрелили, хотя хотели убить: он грудью заслонил корову, в которую целился фашист. Когда мама потом, плача, стала говорить ему: «Зачем это сделал? Ведь тебя могли убить!» - он ответил: «Я спасал корову для внуков: чем их кормить?»

Начались страшные дни оккупации – три года тяжелого рабства, пропитанного потом и кровью. Немцы объявили, что все вокруг их собственность. Местному населению предписывалось отныне жить по немецким законам, за их невыполнение предполагалась каторжная тюрьма или расстрел. О победном шествии немецких войск писали выпускаемые ими газеты. Народ сгоняли на просмотр фильмов, где рассказывалось о новом порядке. В каждую деревню были назначены старосты, определены каратели и жандармы, причем из своих – местных…

- В нашей деревне был староста, дядя Тришка, - вспоминает Валентина Гавриловна, - и два полицая: Николай Саневский и Евгений Ликахин. Оба из местных. Им было поручено следить за всем, что происходит в деревне. Староста был человек уже пожилой, к людям относился хорошо, помогал по мере возможностей. Евгений и Николай в полицию пошли служить добровольно. По деревне разъезжали на конях, были одеты в черные мундиры, в руках плетки, но особо не зверствовали. За это их потом и пощадили местные жители, не стали доносить на них после Победы. Спустя годы, будучи на втором курсе института, я встретила Женю (он лет на 10 старше меня). Чувствовалось, что ему очень неловко, все спрашивал, помню ли я что-нибудь о военном времени. Я успокоила, сказав, что была очень маленькой, чтобы что-то помнить…

Для бесперебойного обеспечения питанием собственной армии, новые хозяева ввели налоги. Каждому крестьянину полагалось делиться мясом, хлебом, молоком, отдавать часть урожая.

- В нашей деревне осталось семь стариков, остальные – дети и женщины, - рассказывает Валентина Никитина. - Землю пахали на себе, по трое впрягаясь в плуг. За невыполнение поставок провизии в срок фашистские власти направляли в села карательные отряды. Самыми злыми были солдаты в черной форме, теперь я понимаю, что это были румынские войска. Мы называли их «чернышами».

Не смирившиеся с поборами люди тем временем начали устраивать саботажи: портили технику, прятали зерно, писали листовки: «Ни одного грамма продовольствия фашистам. Пусть они передохнут с голода. Прячьте хлеб и картофель. Режьте скот для себя и прячьте мясо! Не давая немцам продуктов, вы ускоряете победу Красной Армии!» В лесах действовали партизанские отряды, состоявшие в основном из мальчишек 14-17 лет. Если фашисты узнавали, что чей-то сын находится в партизанском отряде, то жестоко расправлялись со всей его семьей, а дом сжигали.

- Очень трудное и опасное было время, - с содроганием вспоминает женщина. - Ночью на измученных лошадях приезжали партизаны. Уставших животных оставляли в деревне дней на десять, чтобы они окрепли. Я помню, как мама отдавала хлеб, мясо, сало, одежду. А днем обязательно нагрянут каратели… И начинается: «Где партизанен?», «Швайне, ферфлюхте швайне!», «Матка, яйки, курки, жифо!» Все прятались по углам! Не дай бог, попадешь им на глаза. Однажды я не успела вовремя скрыться: каратели обычно старались тихо въехать в деревню. Один из фашистов ударом кованого сапога сбил меня с ног и начал катать, как футбольный мяч. Мама потом подобрала меня, я была без сознания. Но опять осталась жива! Правда, почка на правой стороне отбита. И сейчас, когда прохожу обследование, врачи говорят, что у меня подвижная почка.

Матери Вали пришлось работать на лесозаготовках. Дети подолгу оставались на попечении престарелого дедушки. Чтобы выжить, работали как взрослые: пахали, сеяли, боронили. Сами кололи дрова, ухаживали за скотиной, собирали урожай. Часть его отбирали немцы, но иногда что-то удавалось припрятать. В 43-м году, когда Вале исполнилось 7 лет, она пошла в школу. Ее открыли немцы в помещении барской усадьбы. Учительница из соседней деревни учила писать, читать, изучали «Закон Божий». А еще детей приучали чтить новых господ – завоевателей, старосту, полицаев. В этом же году в семью Ивановых пришло большое горе: умер дедушка.

В середине февраля 1944 года, почувствовав мощь советской армии, немцы начали насильственный угон населения в Прибалтику. За отказ эвакуироваться сжигали деревни, казнили неподчинившихся. Фашисты сгоняли в дома людей, подпирали дверь и поджигали, стоя с автоматами у окон, чтобы никто не смог выскочить. Крик был такой, что волосы вставали дыбом…

- Нашу семью тоже погнали в рабство, - вспоминает Валентина Гавриловна. - Впереди везли награб­ленное имущество, гнали скот, а потом колонной шли люди. По бокам – фашисты с автоматами в руках. Как маме удалось столкнуть нас в канаву и самой спрыгнуть – не знаю… Переждав, тихо по кустам мы стали пробираться к деревне, где проживала папина сестра. Жили холодно и голодно. Немцы и здесь были на постое, но наступление Красной Армии оказалось настолько быстрым, что они сами спешно отступали, им было не до нас. Когда дошли слухи, что можно вернуться домой, решили больше не ждать. Идти приходилось очень осторожно: уходя, немцы все заминировали. Везде были разбросаны мины-ловушки: куклы, шкатулки. Кто шел первым, подорвался. Остальные уже знали: проходить нужно только узкой тропинкой, никуда не сворачивая, и ничего не брать в руки.

В свое село семья Вали вернулась 23 августа 1944 года. Вместо дома – пустырь. Немцы разобрали его на блиндаж, как и многие другие дома. Разграбили и вывезли все, что могли. Чудом уцелела лишь одинокая избушка, и все, кто вернулся в деревню, набились в нее. Так и жили: впроголодь, не имея возможности даже умыться… Хорошим подспорьем был лес. Восьмилетняя Валя ходила туда собирать ягоды.

В тот день чудный запах смородины кружил голову - девочка торопилась принести угощенье младшим братьям и маме.

- Валя, иди скорей домой! – повстречавшиеся односельчане радостно приветствовали девчушку. – Там папа твой пришел!

Папа был колючий и ужасно родной. Он совсем не стеснялся своих слез, обнимая малышей. «Я думала, ты меня совсем не помнишь», - только и смогла выдавить Валя сквозь душившие ее рыдания.

Отец был разведчиком и во время последнего задания был серьезно ранен. Долго лежал на улице, истекая кровью, пока его не подобрала незнакомая бабушка. Потом лечился в госпитале и не мог вспомнить, кто он такой. Левая нога и рука были иссечены осколками. Вернулся инвалидом 2 группы, но живой! Эта новость вмиг облетела окрестные села, и к нему пошли люди – узнать вести с фронта о родных… А через две недели после его прихода – снова горе. Неугомонные мальчишки нашли неразорвавшуюся гранату - такого «добра» в окрестностях села, считавшегося передовым фронтом у немцев, было полно. Пошли глушить рыбу на речку, и с ними увязался 7-летний Шурик, брат Вали. Граната взорвалась в руках у одного из мальчишек, убив его и Шурика.

- Брат был еще жив, когда мы подбежали с родителями, - Валентине Гавриловне до сих пор с трудом даются эти воспоминания. – По его обезображенному лицу текла слеза… Сколько лет прошло, а не могу его забыть, он был мне очень близок. Кажется, даже свою жизнь стараюсь прожить и сделать что-то за него…

За 1,5 км от села родители Вали в одном из блиндажей нашли бревна от своего дома, узнали по остаткам обоев. Перетаскали их обратно, заново отсроив дом. Он, конечно, сильно уменьшился в размерах, не было окон, вместо печки поначалу поставили буржуйку. За дровами в лес ходить было нельзя, все еще шло разминирование территории – топились ветками и изгородями.

– Настоящего хлеба не было, – вспоминает Валентина Гавриловна, - пекли его из крапивы, щавеля, отрубей. Весной ходили по огородам - выкапывали оставленную в земле картошку. Мама пекла нам что-то наподобие оладий, мы называли их тошнотиками. Спасла от голода корова – наша Лысеха, которую мы обнаружили в соседней деревне. А еще я очень хорошо помню, как пришло известие о Победе. Все оставшиеся в живых жители собрались у уцелевшего дома и повесили на дерево чучело Гитлера. Подожгли… Говорили… Плакали…

Прошло уже семь десятилетий со дня Победы, а Валентине Гавриловне все не верится, что она сумела выжить в аду войны, не сойти с ума. Ей часто снятся те страшные дни. Особенно пугают ночные грозы, будто отголоски пылающих и грохочущих военных лет…

В 1958 году, после окончания Псковского пединститута, Валентина Гавриловна получила направление на работу в Омскую область, в Пологрудовский детский дом. С 1977 по 1989 год работала историком в сельской школе, награждена значком «Отличник народного просвещения», медалью «Ветеран труда». Но и сейчас, находясь на заслуженном отдыхе, Валентина Гавриловна продолжает активно участвовать в общественной жизни: поет в хоре, возглавляет Совет ветеранов, пользуясь заслуженным уважением в селе. И мечтает только об одном - лишь бы не было войны.

Сайт газеты "Тарское прииртышье"

Подобные материалы

 

Смиренно просим Вас оказать посильную финансовую помощь на нужды епархии