Они всегда приходили на субботнюю службу немного раньше. Шли пешком. О машине в этот день не вспоминали. Путь в Божий дом – путь молитвы и хотя бы небольшого телесного подвига. Это в воскресенье они приедут с детьми, а сегодня — только вдвоем. Вдвоем будут стоять не шелохнувшись, лишь изредка поднимая взор к Царским Вратам. Вдвоем будут возносить благодарственные молитвы ко Господу. Глядя на них, никто бы не мог подумать, что еще совсем недавно Андрей просто ненавидел Шахрият. А она, словно загнанный зверь, мечтала о свободе. Свободе от мужа, который принес ей столько боли…

Семья Шахрият жила небогато, но очень дружно. Родители девушки являли собой пример лучших традиций востока: отец — мудрый и заботливый глава, который оберегал женщин от внешних проблем и неурядиц, мать — кроткая и трудолюбивая хранительница домашнего очага. Сколько Шахрият себя помнила, дома никто никогда не поднимал голоса. Ее саму, как и большинство детей, растили в строгости. Однако девушка чувствовала в этом такую искреннюю и безграничную любовь, что проявлять послушание было только в радость. Но, в дом пришла беда… Когда началась гражданская война в Ливии, в их дом попал снаряд. Родители погибли… Чудом осталась в живых сама Шахрият — она в это время помогала по хозяйству Марьям. Марьям, или попросту тётя Маша, жила на соседней улице и работала в небольшой овощной лавке, которую когда-то подарил ей супруг. Именно в лавке Марьям много лет назад познакомилась с матерью Шахрият.

 В тот самый день, когда родители девушки погибли, Шахрият готовила еду приболевшей соседке и убиралась в квартире. — Видимо Бог оставил тебя в живых, видя твою доброту, девочка, — Повторяла каждый раз Марьям, когда вспоминала о тех страшных событиях. Сама она уже давно подумывала о том, чтобы вернуться на родину в Россию. Любимый супруг, ради которого она когда-то все бросила и уехала в Ливию, давно умер. Что её держало в этой стране? Наверное, привычка и светлые воспоминания… — Шахрият, собирайся, мы уезжаем в Воронеж, сказала как-то утром женщина. После смерти подруги она, конечно, забрала девушку к себе. Но, просыпаться с каждым днём становилось все страшнее, и она решила, что самое время возвращаться. Шахрият посмотрела на неё покорными глазами и тихо проговорила: — Что мне собирать? Все мои вещи поместятся в одной сумке. Марьям же лишь поражалась мягкому, уступчивому и покладистому характеру девушки: — И что, тебе совсем не боязно уезжать? Шахрият улыбнулась: — Мне так плохо без родителей…

 Да и не боюсь я уже ничего. Самое страшное уже произошло. Голос ее дрогнул, и Марьям постаралась утешить сироту: — Ничего, девочка, потерпи! Время лечит. Новая страна, новые впечатления…Ты быстро придешь в себя. Русский язык ты не плохо знаешь — благо мы с тобой его давно учили. Видишь, как вышло — думали забавы ради занимаемся, а оно вон как пригодилось… Тебе девятнадцать только исполнилось — самое время на работу устраиваться. В нашем с тобой положении об институтах думать было бы глупо. Так что, приведем в Воронеж и, если обе трудиться станем, проживем! У тети Маши в России была однокомнатная квартира. Много лет назад, когда она переехала к мужу на Восток, на её квадратных метрах поселился племянник. Денег с него хозяйка квартиры не брала — не зачем было.

Супруг оказался человеком небедным, а чтобы жена не скучала, открыл для неё овощную лавку, в которой Марьям и трудилась с огромным удовольствием. Теперь же она позвонила племяннику и попросила подготовить квартиру к их приезду. Шахрият слышала много рассказов тети Маши о России, но только теперь увидела, что эта страна, действительно, велика, многогранна, безгранична… Со временем боль от потери родителей, действительно, притупилась. К тому же, в одной остановке от их квартиры совсем недавно возвели храм в честь Покрова Божией Матери. Туда-то Марьям и заходила почти каждый вечер – поставит свечу возле иконы, помолится, как умеет, и на душе светлее… Работать они устроились с Шахрият в большой торговый центр. Марьям – продавцом, а девушка – уборщицей. Часто их смены совпадали, и тогда они обе, перед тем как пойти домой, заходили в храм. Молодая ливийка выросла в обычной современной мусульманской семье, не отличавшейся религиозностью.

Православие ей было интересно, но какой-то духовной жажды она не ощущала. Поэтому, так же, как и Марьям, она просто ставила свечу в красивый подсвечник и просила Всевышнего помогать им во всем. Может быть, будь тетя Маша более воцерковленной, она сумела бы показать девушке истинность Православия, открыть для нее Благую Весть. Но, она была человеком очень простым, и вера ее носила столь же простой характер. Была, можно сказать, детской. Единственное – она постоянно повторяла: — Девочка, станет тебе плохо – беги к Богу. Со всех ног беги! Без Него прожить нельзя… Он все может исправить, поверь мне! Шахрият верила. Она вообще была очень доверчивой. — Замуж тебя скорее надо отдать, — то и дело вздыхала Марьям, — ты же такая несамостоятельная, такая наивная.

А, красивая до чего ж! Без мужа пропадешь совсем. Я же не вечная… Словно в воду глядела тетя Маша. Пожили они вместе совсем недолго – несколько месяцев. А, потом женщина умерла. Как-то быстро и совершенно неожиданно. Врачи констатировали инфаркт… Шахрият не плакала. Держалась изо всех сил. Она вспоминала, как тетя Маша говорила, что когда отойдет ко Господу, то обязательно встретится с супругом, которого так любила. Эта мысль немного утешала страдающее сердце девушки, которая перенесла столько горя, однако нужно было думать и о насущном. Сразу после смерти Марьям объявились какие-то ее дальние родственники, и предупредили девушку, что ей следует найти себе другое жилье. Где искать? Да, и чем за него платить?! Этого она не знала. Все чаще уныние окутывало ее сердце, и жизнь казалась безрадостной и безнадежной. Не в силах справиться с этими мыслями, она шла в храм и подолгу там стояла, мысленно повторяла: «Тетя Маша сказала, если будет плохо – бежать к Тебе.

Вот я здесь. Помоги мне…» И, в один из темных зимних вечеров, когда она вышла из храма, ее заметил молодой мужчина. Он стоял на обочине дороги возле красивой иномарки и, увидев девушку, не сумел отвести глаз. Заметив, что она чем-то очень расстроена он сделал несколько шагов навстречу: — Простите, может быть, я могу вам чем-то помочь? Потом он смутился и кивнул в сторону автомобиля: — Предложил бы домой подвезти, да только с машиной что-то. Вот эвакуатор жду. Шахрият, не поднимая глаз, тихо проговорила: — Спасибо, я недалеко живу. Но, Андрей – так звали мужчину, был настойчив и все-таки разговор завязался. Он был поражен и красотой, и скромностью, и той грустью, которая читалась в глазах Шахрият. Ему захотелось немедленно совершить какой-то подвиг для нее, утешить, заставить улыбнуться… Узнав, что она похоронила всех близких людей, а теперь перед ней остро стоит вопрос с жильем, Андрей решительно заявил: — Можешь об этом не волноваться. Завтра у тебя будет хорошая квартира. У моего друга агентство недвижимости, он подберет подходящий вариант.

Шахрият испугалась и даже сделала несколько неловких шагов назад: — Что вы! У меня нет денег на хорошую квартиру, я же работаю обычной уборщицей! Она уже хотела отойти от этого странного мужчины, но он тут же замахал руками: — Погоди же ты! Я тебя к себе помощницей секретаря возьму. Я как раз искал порядочного человека. Честного и ответственного. А, ты из храма вышла – значит, верующая. Не обманешь… Он говорил еще какие-то глупости, лишь бы только она не исчезла. Что-то чистое, светлое и необыкновенно притягательное было в Шахрият. То, чего он еще никогда прежде не встречал в современных девушках. Она поверила. Отчего не поверить? И уже на следующий день пришла в туристическую фирму, которой владел её новый знакомый. Вообще, у Андрея было много проектов, и финансовые возможности позволяли ему многое… Только всегда были вещи, которые не купишь за деньги. Молодой мужчина, хоть об этом мало кто из его знакомых догадывался, знал им цену. Вот и в Шахрият он увидел не просто красивую девушку, а жену и мать своих будущих детей. Такие вещи ощущаются мгновенно и очень остро. Андрей прекрасно видел, что нужно эффектным барышням, окружавшим его в повседневной жизни. Он знал, о чем они думают, чего ожидают от отношений…

Все их расчёты и устремления вызывали в нем лишь чувство брезгливости. Впрочем, друзья Андрея уже давно женились на вполне себе прагматичных светских львицах и, кажется, были довольны жизнью, но… Он так не мог. Он хотел иначе. Шахрият влюбилась в него так, как он и ожидал — безоговорочно и навсегда. Такие, как она, просто не умеют любить иначе. Он хотел жениться. Правда, хотел! Даже представлял, какой красивой она будет в белоснежном платье. Она, конечно же, поверила. Не было рядом родителей, не было мудрой Марьям. Никто не остановил совсем ещё юную Шахрият, никто не уберег…

И вот уже под сердцем она носила младенца, а Андрей только отмахивался, когда она в очередной раз, опустив глаза, шептала: — Ты же говоришь, что любишь. Почему не берешь меня в законные супруги? Он и сам не знал, почему. Он точно помнил, что поначалу и сам этого хотел, да и сейчас был не то чтобы категорически против… Просто те чувства, которые Шахрият разбудила в нем в самом начале, постепенно стали гаснуть. Ему стало казаться, что семейная жизнь — это не что-то святое и сокровенное, а просто… Просто семейная жизнь. Есть работа, а есть дом, где его ждет преданная женщина. И, по сути, одно от другого, как ему вдруг стало казаться, мало чем отличается. Андрей успокаивал совесть тем, что одаривал Шахрият дорогими украшениями и самыми модными нарядами. То и дело он повторял: — Слушай, вот зачем тебе этот штамп в паспорте?! Мы же любим друг друга! У нас будет малыш. Погляди, как хорошо мы живём! Чего тебе ещё не хватает? Но, она только закрывала лицо руками и горько плакала: — Что бы сказал отец, если бы был жив?! Я живу в позоре! Ты меня обманул, Андрей! Говорил, что занимаешься моими документами, что скоро мы пойдём в ЗАГС, даже возил меня в свадебный салон!

Андрея со временем стала злить настойчивость Шахрият. Её постоянные слёзы и несчастное выражение лица. Он уже стал жалеть о том, что связал с ней своё жизнь, но что-либо менять было поздно. У них родился первенец… Он приехал за ней в роддом, прихватив с собой четыре корзины роскошных роз — одна для Шахрият и три — медсестрам. Ему казалось, что любая женщина на её месте должна быть счастлива: ведь он на самом деле волновался, переживал. Вот, наконец, приехал с шикарными цветами… — Ого! — вздохнула молоденькая сестричка, увидев Андрея и приняв из его рук корзину, — какой муж у тебя заботливый! Шахрият криво усмехнулась, широко распахнула свои чёрные бездонные глаза и тихо проговорила: — Я не жена ему вовсе.

Наступила неловкая пауза и Андрею захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Вот уже и медсестра рассматривала его с интересом и как-то осуждающие… За это он и ненавидел Шахрият. За её какую-то бестактную прямоту и старомодные взгляды. Оказалось, от любви до ненависти, действительно, один шаг… Рождение Матвея ничего не изменило. По крайней мере, в лучшую сторону. Андрея разрывали на части противоречивые чувства. С одной стороны, он не мог не восхищаться преданностью молодой ливийки, её стараниями по обустройству дома и созданию в нем уюта. Кроме того, она, несомненно, была прекрасной матерью. Но, с другой стороны, Шахрият никак не вписывалась в светскую жизнь, которую вело все близкое окружение Андрея. Как её можно было взять на модный курорт, где собирались его друзья и могли встретиться «нужные» люди? И, дело было даже не в её акценте или манере поведения. Она даже столовыми приборами не умела пользоваться! Обычная провинциалка, да ещё с Востока…

Андрей понимал, что она идеальная женщина, но не мог никак приспособить эти две реальности — семейную и свою привычную жизнь. Очень скоро он начал вымещать на нее всю свою злость и раздражение. И, чем больше она терпела и смирялась, тем больше он её ненавидел. Ненавидел за то, что не мог бросить… Будь она хоть чуточку капризной, своё вольной, взбалмашной! Тогда он сделал бы этот решающий шаг. Но, она только тихо плакала, закрывшись в ванне. И это было для Андрея настоящей пыткой. — Я беременна, — каким-то обреченным голосом сказала она спустя два года после рождения Матвея. У них родилась двойня — Алешенька и Настя. Имена он сам выбирал. Шахрият ушла с головой в заботы о детях, а он нырнул в омут развлечений. Только в ночных клубах, казино и на закрытых вечеринках Андрей мог расслабиться и забыть обо всем на свете. Забыть о том, что несёт ответственность за семью, и ответственность эта для него непосильна. Приходя домой, он видел несчастное лицо матери своих детей и просто приходил в бешенство от того, что жизнь сложилась не так, как он хотел.

Но, однажды все изменилось. Шахрият заметила, что Андрей несколько дней подряд пьет болеутоляющее чуть ли не горстями. — Что с тобой? – она старалась, чтобы голос звучал как можно ласковее. Это было не просто. Это было очень и очень непросто! Никто не знал, чего ей стоит заботиться о нем, готовить, как ни в чем не бывало, его любимые блюда, ждать к ужину и не знать, придет он домой, или предпочтет поехать с друзьями в боулинг. Чаще всего он выбирал именно последний вариант. Но, она ничего не могла поделать. Она была никем. Так и не сумев смириться с ролью красивой игрушки, она мечтала о свободе… О, если бы можно было уйти! Но, куда? Андрей бы никогда не отдал детей – их он любил. А, у нее не было ничего – ни собственного жилья, ни денег, ни профессии. Как-то он рассмеялся ей прямо в лицо: — Какая же ты глупая! Ты бы уже давно могла открыть свой бизнес. Пусть и небольшой, но все-таки.

Но, ты же ничего не умеешь! Ни в чем не желаешь разбираться! Только в подгузниках да котлетах знаешь толк. Это было чистой правдой. Так что, ей оставалось только мечтать о том, как она бы жила без этого человека, который был ей никем. Порой страшные мысли посещали ее. Она лежала, мучаясь от бессонницы, и думала о том, что никогда не сможет простить Андрея. Он, ведь, обещал жениться… А, теперь жизнь ее оказалось сломанной окончательно и бесповоротно… — Что с тобой? – повторила женщина, глядя на побледневшее лицо Андрея. Он молчал. Потом сделал какое-то неловкое движение руками, и пробормотал: — Отстань, а? Это было проще всего. Отстать. Но, Шахрият осторожно взяла его под руку и усадила в кресло: — Давай, я вызову врача. Ты пьешь много таблеток, я не понимаю, что тебя беспокоит…

 Андрей попытался прикрикнуть: — Я же сказал тебе, чтобы отстала! Шахрият лишь крепче сжала зубы и пошла за телефоном. Номер врача семьи она знала наизусть. Несколько мгновений, и на том конце провода ответили: — Слушаю. — Петр Борисович, тут Андрей приболел, наверное. Несколько секунд длилось молчание, а потом доктор каким-то странным голосом переспросил: — Приболел?.. — Ну да, — Шахрият была удивлена такой реакцией, — он пьет обезболивающее несколько дней. Она смутилась, но все-таки призналась: — Я не знаю, что ему болит. Он мне не говорит. А, сейчас ему, кажется, совсем плохо. — Хорошо, я скоро приеду. Уже через двадцать минут пожилой мужчина в белом халате сидел в их гостиной. Андрея он осматривать не стал, лишь кратко поинтересовался: — Ты что, ей до сих пор ничего не сказал? — Сам скажи, — махнул рукой Андрей. Петр Борисович сначала было возмутился: — Послушай, это ваши семейные дела! Но, потом осекся, и тон его стал мягче: — Ладно, хорошо… Шахрият, у Андрея опухоль головного мозга. Он отвел глаза в сторону, и скороговоркой проговорил: — Шансов очень мало, но мы будем готовиться к операции. Почва просто ушла из-под ее ног.

Она смотрела на мужчин полными ужаса глазами. Андрей был все еще бледен, желваки на шее ходили вверх-вниз, кулаки были сжаты. Он прикрыл глаза и произнес: — На этой неделе к нам придет Надежда, наша нотариус. Хочу завершить всю бумажную волокиту и переписать имущество на тебя. Петр Борисович кашлянул. Ему очень не хотелось присутствовать при этом разговоре, но уйти он не мог. — Ты станешь свободна, дорогая… Уже совсем скоро. Эта фраза словно кнутом ударила Шахрият. Она сделала судорожный вздох, и неожиданно в голове прозвучали слова ее дорогой Марьям : «Девочка, станет тебе плохо – беги к Богу. Со всех ног беги! Без Него прожить нельзя… Он все может исправить, поверь мне!» — Какой ему сейчас требуется уход? – голос ее неожиданно стал твердым. Таким он не был никогда прежде. Шахрият, вдруг, буквально за доли секунды поняла: надо верить Богу. Надо поверить Ему так, чтобы у беды просто не осталось шансов. — Я задала вопрос. Какой ему потребуется уход, Петр Борисович? Доктор вздернул брови и недоуменно посмотрел на Андрея. От этой тихой, можно сказать «затюканной» многодетной ливийской сироты он еще никогда не слышал такого тона. Распоряжения обычно отдавал Андрей. — Уход будет первоклассным, как ты понимаешь, — вздохнул хозяин дома, — Но, как тебе уже сказали, шансов у меня нет. Петр Борисович встал, чтобы попрощаться, но неожиданно Шахрият бросилась в его сторону, как разъяренная тигрица: — Почему вы молчите?!

Вы слышите, как ваш пациент говорит, что шансов нет, и не поправляете его! Мало шансов – это не значит, что их нет. В конце концов, вы врач, а не Господь Бог! Петр Борисович растерянно попятился, а она тем временем продолжала: — Полагаю, вы получаете достаточно денег, чтобы выполнять свой долг профессионально. Или вас не учили медицинскому этикету?! —  Этике, — смутился Петр Борисович, — предмет называется «медицинская этика». Шахрият проводила врача до двери, не проронив ни слова, а потом вернулась в гостиную: — Собирайся, мы пойдем в храм. Будем Богу молиться. Андрей улыбнулся: — У тебя, наверное, шок… Зря доктора отпустили. Но, она была на удивление требовательна: — Позвоню няне, чтобы присмотрела за детьми, а ты одевайся пока. Она остановилась, пристально поглядев ему прямо в глаза, и нахмурилась: — Одень самое лучшее, что у тебя есть, мы же к Самому Богу пойдем. Потом она резко развернулась и какой-то чужой, очень твердой и уверенной походкой, ушла в ванную.

Только закрыв дверь, и включив воду, чтобы ее шум заглушил рыдания, она упала на колени. — Господи, пожалуйста! Пожалуйста!!! Кроме этих слов она больше ничего не могла произнести. Судорожные рыдания сотрясали ее, угрожая перерасти в истерику, но она пыталась удержать мысли только на молитве. Точнее, это была даже не молитва, а желание прилепиться к Богу и не отдаляться от Него никогда. Постепенно страх и отчаяние отступили. Появилась надежда. Умыв лицо и собрав волю в кулак, Шахрият вышла из ванны: — Ты знаешь, — она поглядела на Андрея с печальной улыбкой, — я ведь ни разу не была в храме после того, как мы познакомились. Ты помнишь нашу первую встречу? Он помнил… В храме Андрей неожиданно спросил: — Ты веришь, что Он может меня исцелить? Шахрият кивнула. Она молилась очень долго. То и дело в голову приходили мысли о том, что все бесполезно, что Бог её не слышит, но она боролась как могла. И эта битва была выиграна — на сердце стало спокойно. Как бы это дико не звучало в подобной ситуации… Оглянувшись, она увидела, что Андрей стоит возле иконы Божией Матери. Она лишь подумала о том, что мы в суете и повседневных заботах очень часто забываем о самом главном. А, вспоминает лишь тогда, когда попадаем в беду. Вот и она, бросившись в водоворот своих чувств, очень быстро забыла о храме, о своём желании узнать больше о православной вере. Все это отошло на задний план с появлением Андрея, хоть она и обращалась мысленно к Богу не раз… Несколько дней после похода в храм они прожили в мире. Андрей немного смягчился и, кажется, даже приободрился, хотя сильные головные боли продолжали его мучить. Как-то утром, собираясь по делам, он напомнил: — Сегодня нотариус должна прийти, побудь дома. Возможно, она приедет до моего возвращения. Шахрият обещала никуда не уходить, ещё не зная, что её ждёт новый удар. Надежда, действительно, позвонила в дверь очень скоро.

 И, пройдя в кабинет Андрея, без смущения спросила: — Ну что, намаялась ты с ним? Небось, как заболел, ещё больше озлобился? Шахрият молчала. — Ладно,- махнула рукой нотариус, — считай, отмучалась. Скоро вздохнешь свободно. С такими деньжищами найдешь себе хоть десять мужей. Да таких, что от ЗАГСа шарахаться не будут, да изменять не станут. Шахрият вздрогнула, а молодая, ярко накрашенная, женщина прищурилась: — Только не говори, что ты ничего не знала! Это какой наивной надо быть, чтобы полагать, будто твой ненаглядный в одиночестве вечера проводит?! Шахрият почувствовала, как заныло сердце. Мысленно обратившись к Богу, она сказала: «Я сейчас сойду с ума. Этого я уже не вынесу! Дай мне сил, дай мне мудрости!» Надежда смотрела на нее с нескрываемой завистью: — Вот, ведь, странное дело… Изменял он тебе все время, насмехался над тобой и откровенно стыдился. А, деньги все равно тебе решил оставить. Пока она намерено говорила эти гадости, Шахрият продолжала взывать к Богу, и только это давало ей сил держать удар. — Ну, что молчишь? — усмехнулась Надежда, — или русский язык забыла? И она расхохоталась, демонстрируя ослепительно белые зубы… До прихода Андрея Шахрият решила  не говорить ни слова. Она просто смотрела на гостью и молилась. Надежде же скоро надоело говорить колкости, и она стала чувствовать себя неловко. Когда все бумаги были подписаны, и нотариус ушла, Шахрият закрылась в комнате с детьми. Чувства обиды и боли разрывали её сердце пополам. Очень хотелось воплотить, наконец, свою мечту в жизнь, и стать свободной от человека, принёсшего ей столько боли.

Но…что-то удерживало её от этого шага. Взгляд упал на Евангелие, которое они купили в храме. Протянув руку, она открыла его наугад. В глаза бросились строки: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Это стало для неё ответом. Старательно и очень благоговейно она осенила себя крестным знамением, как учила её Марьям, и прошептала: — Я все прощаю ему! Я буду с ним, или не буду ни с кем. Ты только позади его! Пусть он останется жить, и я обещаю Тебе, что постараюсь все изменить! До запланированной операции оставались считанные дни. Друзья и знакомые Андрея пропали. Видимо, смертельная болезнь товарища омрачала их беззаботное существование, и они предпочли сделать вид, что не имеют к ней никакого отношения… Как-то вечером Андрей спросил: — Если вдруг… Если вдруг случится чудо, ты выйдешь за меня замуж? Шахрият кивнула. За день до операции она приняла Святое Крещение. Потом были долгие часы мучительного ожидания и… Чудо произошло. Спустя месяц они официально поженились, а еще через неделю обвенчались и крестили детей. Прошло уже чуть больше года. Андрей с Шахрият вышли из подъезда и направились в сторону храма. Они всегда приходили на субботнюю службу немного раньше. Шли пешком. О машине в этот день не вспоминали. Путь в Божий дом – путь молитвы и хотя бы небольшого телесного подвига. Это в воскресенье они приедут с детьми, а сегодня — только вдвоем. Вдвоем будут стоять не шелохнувшись, лишь изредка поднимая взор к Царским Вратам. Вдвоем будут возносить благодарственные молитвы ко Господу…